Созидая статью про цилиня* (*китайский единорог), вспомнила одну древнюю историю, но сперва, как всегда, многословное лирическое отступление.
Если кто не в курсе, вопросы престолонаследия и престолозахвата в Китае решались в несколько этапов.
На престоле в Китае всегда сидел Сын Неба. Это должен был быть человек таких необъятных добродетелей, что их списком можно было бы забить средних размеров мамонта, при этом не обязательно аристократ по крови. Например, основатель династии Хань, Лю Бан, про свою избранность на престол узнал в пьяном задрыхе под плетнем. Поутру, выкарабкавшись оттуда и еще не до конца разделяя сон и реальность, он объявил себя спасителем Поднебесной (которая кстати есть весь мир с Китаем в центре, а не только Китай, несмотря на упорное желание журналистов утверждать иначе), и отправился в столицу. По пути к нему присоединялись разные люди - некоторые с вилами, исполненные решимости поднять на них действующую власть, некоторые чисто из любопытства - посмотреть, чем этот цирк закончится. Разумеется, по дороге в столицу Лю Бан окончательно протрезвел, но к тому моменту у него за спиной собралась такая толпа зевак, что отступать было просто некуда, поэтому пришлось вершить историю, и китайцы, к слову, до сих пор называют себя "ханьцами" - в честь основанной Лю Баном династии Хань.
Так вот, с утверждением на престоле очередной венценосной задницы дело не заканчивалось. Дальше следовал второй этап - легитимация. То есть, Небо должно было явить миру знамение, что Сын неподложный и оно, Небо, согласно с его воцарением. Таким знамением считалось что-нибудь очень волшебное - стая фениксов, например, табун цилиней, дракон, обнаруженный в каком-нибудь пруду. Династийные истории через одну, кстати, повествуют о том, как в таком-то году в таком-то уезде видели дракона, который дрался с коровой. Частотность таких встреч наводит на подозрение, что у драконов с коровами были какие-то личные счеты, прямо как у гномов с эльфами, чем не тема для исследования. Как только в стране случалось какое-нибудь волшебное событие, народ с облегчением выдыхал и соглашался, что государь на троне достойный, и теперь можно спокойно нести свое тяжкое налогово-трудоповинное бремя дальше.
А вот если Небо в государе своего сына не признавало, то насылало на страну стихийные бедствия, глад и мор, или омрачало умы обычных человеков, заставляя вступать в военные конфликты. Поэтому в неурожайные засушливые годы император на троне, как правило, сидел очень неспокойно, с геморроем и то было бы легче, ведь не ровен час подданные усмотрят в засухе намек на то, что царь ненастоящий, да как взбунтуются. Если такое случалось, историки и чиновники делали всё, чтобы где-нибудь из чего-нибудь вытрясти благое знамение, астанавитесь, мол, положите вилы, смотрите - волшебный цилинь мимо проскакал. Но толпа с вилами на цилиней, как правило, уже не реагировала. Поэтому все благие знамения фиксировали заблаговременно, чтобы подданные на вилы лишний раз не заглядывались.
Но и тут всё обстояло не так-то просто. И в этом месте всплывает тот самый кусок из династийной истории, про который я хотела рассказать.
«Цзинь шу» («История Цзинь») Фан Сюаньлина (трактат девятнадцатый, «О пяти стихиях, раздел второй»): «В начальный год правления под девизом Цин-лун <…> в колодце селения Мобэй видели синего дракона. Для счастливых знамений было неурочно, и тогда посчитали его предвестником несчастья. Тогда его запечатали в колодце и не стали считать радостным предзнаменованием» Цзинь шу, цз.29, С.43а.
Ну збсь ваще, наверняка подумал в этот момент дракон.